Когда «Мерло» теряет вкус - Михаил Земсков

Наташа громко рассмеялась.

Дэн действительно отыграл невероятно зажигающий сет. Когда он вышел из диджейской кабинки и присоединился к нам, я уважительно пожал его руку.

– А как иначе? – пренебрежительно отмахнулся он. – Разве есть что-нибудь более классное, чем музыка и танец?

«А Наташа?» – хотел спросить я с издевкой, но промолчал.

Мы вышли на улицу – Наташа первой, за ней – я, и позади нас – Дэн. Наташины подружки где-то потерялись еще час назад. Наташа сошла с тротуара на улицу, остановилась на проезжей части и радостно подняла к небу руки. Я оглянулся. Дэна нигде не было.

– Где Дэн?

Наташа ничего не ответила, но где-то в притротуарных кустах взревел мотор, и оттуда на мотоцикле выехал Дэн. Проехав мимо меня, он вырулил на проезжую часть к Наташе. Крикнув: «Пока!», она запрыгнула на заднее сиденье мотоцикла. Дэн молча махнул рукой, и они понеслись прочь по пустынной улице.

Я побрел в сторону дома. Вытащил из кармана свой мобильный. Семь пропущенных звонков. Проверил номер – Паша. Черт! И звонить уже поздно…

11

Я шел пешком по вакууму гулких ночных переулков. Мой мобильный телефон показывал «02:30». Московское время. В Алма-Ате – полпятого утра.

Осторожно открыв дверь, стараясь не шуметь, я вошел в прихожую, снял кроссовки. Из комнаты выскочила мама:

– Как тебе не стыдно?! Я все это время не спала, беспокоилась. Только приехал, а ни одного дня не можешь со мной посидеть. Сразу по каким-то гулянкам, как будто не ко мне приехал…

Я подошел к ней и обнял:

– Мам, что ты придумываешь… Конечно, к тебе. Просто задержались немного с друзьями. Извини…

– Всего здоровья так лишишь, – обнимая меня в ответ, жаловалась мама.

– Извини. Почему ты не спала?

– Я легла, хотела заснуть. Даже заснула ненадолго, но потом вдруг проснулась, потому что опять кто-то свистел. И так тревожно сразу стало… И после уже не могла заснуть.

– Ну извини. Пойдем спать, – обняв маму за плечо, я проводил ее в спальню. – Я только в душ еще схожу, и тоже в кровать.

– Хорошо, – мама тяжело вздохнула и легла в постель.

Я достал из шкафа полотенце. Послышался тихий прерывистый свист. Пытаясь понять, откуда он доносится, я выскочил на балкон. Свист прекратился. Подождав пару минут, я направился в ванную комнату.

– Егор, тебя там к телефону. Говорят, срочно…

Я вывалился из сна в реальность – быстро и безвозвратно. Мама протягивала мне трубку радиотелефона.

– Алло. Слушаю, – прохрипел я в трубку.

– Привет. Спишь еще, что ли? – звонкий голос Наташи.

– А, это ты…

– Ты ждал звонка от английской королевы? – Было хорошо слышно, как на том конце линии она смачно надкусила яблоко.

– Нет, со сна просто… Рад тебя слышать.

– Мне что-то стыдно стало, что мы вчера тебя одного бросили. Решила позвонить и узнать, как ты добрался.

– Добрался без проблем. А вы как?

– Тоже нормально – что с нами случится… Что собираешься сегодня делать?

– Хочу сходить по галереям.

– Куда? – Снова хруст яблока.

– В картинные галереи. Посмотреть работы местных художников.

– Понятно… А у меня сегодня нет занятий. Можем вместе пойти…

После душа я натянул на себя майку и джинсы, взял с полочки мобильный телефон и вышел из квартиры на лестничную площадку. Набрал Пашин номер.

– Блин, ну ты даешь… – без приветствия обрушился на меня он. – То, блин, волновался, названивал, то теперь, когда я тебе звоню, решил меня в полный игнор послать.

– Ладно, хорош из себя угнетенного строить… Был в ночном клубе, не слышал.

– В ночном клубе? Молодец, не теряешься. Короче, пробили насчет твоей телеграммы. Отправлена из Алма-Аты. Имя отправителя – Ирина Харламова.

– Мамино имя…

– Кто там на самом деле отправил – выяснить невозможно.

– Ясно. Спасибо. Может, действительно, моя мама ее отправила, чтобы я в гости приехал, а теперь стесняется признаться…

– Ну… Что могу сказать… Ты свою маму лучше знаешь.

Я солгал Паше. Я действительно хорошо знал свою маму, и знал, что она не могла отправить эту телеграмму. Тогда кто? И – еще более важный вопрос – зачем?

Пар клубился над чаем, красиво клубился. Я задумчиво намазывал на хлеб масло.

– Кто тебе звонил так срочно и настойчиво?

– Сестра Алексея.

– Что случилось?

– Ничего. Просто в компании вчера одно недоразумение произошло. Она извинялась… – приврав совсем чуть-чуть, ответил я.

– Какая порядочная девушка. И Алексей воспитанный мальчик. Сразу видно – порядочная семья.

Мы встретились с Наташей около центрального выставочного зала. Она была вся в черном, плюс подведенные темно-синим глаза и веки, и пепельного цвета губная помада. Она протянула мне тоненький «вог»:

– Будешь?

– Я, между прочим, бросил два месяца назад. Так что больше меня не искушай.

– Ну извините, – раскланялась она в реверансе.

– Что-то случилось – ты в трауре? – спросил я.

– Не-а. Все нормально. Просто выбрала на сегодня такой стиль. Я вообще черный цвет люблю.

– Да, тебе идет.

– Спасибо.

Не докурив сигарету, она бросила ее в урну:

– Ну что, пойдем… Мне тоже пора бросать курить.

В центральном выставочном зале картин было немного. Преобладали горно-степные пейзажи, сюрреализм и кубизм в желто-коричневых тонах.

– Почему здесь все так любят желто-коричневые цвета?.. – вслух удивлялся я.

– Цвет степи, пустыни, скал – цвет Азии, – неуверенно ответила Наташа, – но мне тоже не нравится.

– Впрочем, это своеобразно. Можно говорить об определенной стилистике…

Кроме нас по залу бродил сморщенный мужичок лет пятидесяти, наполовину лысый, наполовину седой.

– Видишь? – кивнула на него головой Наташа и продолжила шепотом: – Омурзаков, известный художник. Четверть выставленных здесь картин – его. Сам ходит и на них смотрит, – рассмеялась она. Я тоже усмехнулся.

– Поехали дальше? – глянула она на меня невинными голубыми глазами из под темно-синих – почти черных – век.

– Поехали. Куда?

Мы посетили три частных галереи. Наташа весело вышагивала впереди, прилежно и вдохновенно исполняя роль гида, водящего иностранного туриста по местным достопримечательностям.

– Как тебе? – выйдя из последней галереи и спрятав глаза за солнцезащитными очками, спросила она.

– Некоторые вещи понравились… – пожал я плечами. – А в остальном – фигня.

– А что ты после Москвы ожидал?

– Не в этом дело… Мне кажется, что в искусстве нельзя лгать…

– Ну да, конечно… Заявил… – рассмеялась Наташа. – Все искусство – сплошная правда.

– Я не это имел в виду, конечно, – усмехнулся я. – Просто в искусстве нужно очень верить в то, что делаешь. Иначе получается фигня. А здесь такое странное впечатление, что многие совершенно не верят в то, что делают… Это сразу бросается в глаза.

– А ты веришь?

– Ну… По крайней мере, когда не верю – тогда не делаю…

– А я не делаю, когда мне за это не платят… – усмехнулась Наташа. – Но я и не претендую на то, чтобы считать себя человеком искусства.

– Хорошо, что ты откровенна сама с собой…

Мы шли от Дома ученых по аллее улицы Красина, переименованной ныне в улицу Валиханова. Наташа подбежала к груде листьев на газоне и пнула ее ногой. Листья вспорхнули в воздух и потом медленно планировали вниз маленькими дельтапланами. Березовые листья.

– Хочу в Москву… – мечтательно проговорила она.

– Дэн тоже в Москву хочет?

– Дэн в Германию хочет, на фестиваль электронной музыки. Парад любви называется.

Я когда-то видел телепередачу об этом фестивале. Тысячи радостных людей идут по улицам города. Все замечательно и прекрасно. Только почему-то когда я смотрю на большие скопления людей, я перестаю верить в божественное предназначение человека. Не знаю, почему…

12

Алексей сидел на стуле перед большим грязноватым столом. Из-за стола на него равнодушно смотрел Дмитрий Васильевич – маленького роста, коренастый и крепко сбитый кореец лет пятидесяти с густым ежиком волос. Он был небрит и одет в неряшливый спортивный костюм, но на столе перед ним лежал мобильный телефон дорогой модели, а рядом – маленький и, судя по виду, тоже дорогой ноутбук. Алексей словно в противоположность хозяину кабинета был одет с иголочки: черный костюм, белая рубашка, модный галстук, черные начищенные ботинки. Все недорогое, купленное на «барахолке», но подобранное так, чтобы выглядеть солиднее.

Только в такой одежде – костюме делового человека – он чувствовал себя уверенно, словно не он сам, а кто-то другой внутри произносил четкие и хлесткие фразы, кто-то другой двигался уверенно и элегантно – совсем как в бизнес-новостях.

При всем этом Алексей давно чувствовал: что-то в его жизни складывается не так. Словно он стоит один в раздевалке перед тренировкой, и на нем – только плавки. Он смотрит на грязную голубую стену и понимает, что кроме него никого нет – ни в раздевалке, ни в душевой, ни в спортивном зале. Вот-вот должна начаться тренировка, но все комнаты пусты – ни тренера, ни спортсменов. Только он один стоит полуголый в раздевалке. Тренировки не будет? Или она уже идет – где-то в другом месте, в другом спортзале? Так и жизнь проходит где-то далеко по другому пути – там, где его нет. Он же бегает в каком-то замкнутом пространстве с разреженным воздухом. Хочется хотя бы однажды глубоко вдохнуть воздуха – всей грудью, всем телом, капиллярами, но не получается, как бы он ни раздувал свои легкие.